ТОЧКА ЗРЕНИЯ
Александра НИКИТИНА,
кандидат искусствоведения, учитель МХК
Дневник учителя
Этой статьей мы начинаем публикацию
дневниковых записей знакомого вам автора газеты
«Искусство». Александра Никитина начала новый
учебный год в новой школе и с новыми надеждами, и
нам стало интересно вместе проследить, как эти
надежды оправдываются или, скажем мягко,
трансформируются. Поэтому мы договорились
каждый месяц подводить промежуточные итоги,
анализировать, что удалось, а что – нет, и ставить
задачи на будущее.
К сожалению, из-за производственного графика мы
не можем публиковать записи Александры
Никитиной месяц в месяц, и они неизбежно будут
приходить к вам с некоторым опозданием. Но зато к
тому времени и вы сможете вместе с нашим автором
подвести свои итоги и поставить свои задачи.
Начинаем сейчас, в холодном ноябре, с теплых
летних воспоминаний...
ОТ РЕДАКЦИИ
АВГУСТ
Самое ненавистное и самое прекрасное,
что было в моей жизни, — это школа. Причем и той и
другой она представала передо мной как ученицей
и мамой и передо мной как учителем. И всегда
впечатления эти были связаны с преподаванием
искусства, точнее — с уроками театра. Так
случилось, что сначала был школьный клуб
Московского ТЮЗа, потом театроведческий
факультет ГИТИСа и затем преподавание… Где
только и кому только я не преподавала! В
учебно-производственных комбинатах, центрах
детского творчества, общеобразовательных
школах, творческих вузах и, наконец, в МИОО (по
старому — Институт повышения квалификации
учителей).
За 26 лет самой разнообразной
деятельности я убедилась, что в насильственном
образовании не умею принимать участие
эффективно. Все дело, наверное, в том, что я в него
не верю. Не верю, что заставлять человека учиться
— хорошо. А вот в то, что у каждого есть свой
образовательный запрос и что его можно помочь
найти и развить, — верю. Хотя это адская работа.
В последние годы я больше работала с
молодежью и взрослыми, чем с детьми. Без детей
всегда было скучно, поэтому брала часов шесть в
театральных студиях или профильных классах да
еще немножко помогала в экспериментальной
работе разным городским площадкам. А в этом году
иду в новую школу. Интересно поработать с
обычными, «непрофильными» детьми. У меня с 2000
года не было столько часов в общеобразовательной
сетке! На экспериментальных площадках можно
зависать сутками: консультировать учителей,
делать с детьми газеты, сочинять макеты и пьесы,
обсуждать спектакли. Но это совсем не то же самое,
что регламентированные уроки по 45 минут. А в
этом году, похоже, в новой «обычной» школе дадут
двадцать часов, а в старой «театральной» —
прежние шесть. Как это будет?!
В. Балабанов. Петухи
Процесс трудоустройства несколько
затянулся. Ни в старой, ни в новой школе до сих пор
не утвердили учебный план и штатное расписание.
Но, надеюсь, скоро это произойдет. Самое забавное,
что я до сих пор не знаю, какие предметы буду
преподавать и в каких классах. Единственное, в
чем я уверена, что это будут элективные курсы по
выбору. Это в обеих школах было моим непременным
условием. Работать буду только с теми детьми,
которым обеспечена свобода выбора.
Очень надеюсь, что буду преподавать у
подростков: 6, 7, 8-е классы — «мой любимый размер»,
как говорил незабвенный ослик Иа. Они уже
личности, страстны и активны, и над ними еще не
висит ЕГЭ и прочие радости перехода во взрослую
жизнь. Правда, в новой школе пытаются навязать
пятиклашек, а в старой — 10-й профильный класс.
Пятиклашек боюсь, потому что они еще невероятно
доверчивы и хрупки, но при этом достаточно
подвижны — могут поломать мебель, а также носы и
души друг друга. А в 10-м преподавать не хочу по
другой причине. Он — театральный. С ним работала
много лет совсем чужая для меня команда. И я
догадываюсь, что мы не совпадем в понимании
театра, актерской и режиссерской профессии. И это
— тупик. Педагог по истории театра, каковым я
являюсь по основной специальности, не имеет
права идти против убеждений мастера — режиссера,
педагога по актерскому мастерству. Это калечит
будущих актеров. Но и идти поперек себя не могу и
не хочу. Как найти компромисс — пока не знаю.
Думаю, что буду преподавать «Основы
зрительской культуры», «Художественную критику»
и специальный курс «Актер. Пространство.
Драматургия». Но всего боюсь. Курсы все мои,
авторские, где положено утвержденные и частично
опубликованные. Но никому не объяснить, что на
самом деле всё почти всегда бывает заново. С
детьми у меня ничего и никогда не получается
делать «по накатанному». Для каждого класса я
начинаю изобретать новый курс, потому что одни
никогда не похожи на других. На курсах для
учителей все иначе. Там, конечно, развиваешь и
корректируешь придуманное, но редко меняешь
радикально. А с детьми из всего ранее
накопленного используешь, дай бог, 25 процентов.
Остальное — новенькое!
В курсе «Зрительская культура» засада
в том, что чуть не каждую неделю с каждой группой
нужно ходить в театр, в музей, в концертный зал. А
это — сумасшедшая организационная работа. Из
текущего репертуара нужно найти что-то, что их
тронет, заденет. Нужно на это «что-то» добыть
недорогие или бесплатные билеты. А дальше все это
утрясти — с расписанием, администрацией,
родителями… Бр-р-р!!! Жутко подумать. А в курсе
«Критика» ко всем этим радостям добавляется еще
и необходимость набирать на компьютере море
детских творческих работ. Если не публиковать то,
что они пишут, эффективность программы резко
падает. Сколько раз пыталась организовать работу
так, чтобы они набирали сами или чтобы помогали
родители. Еще ни разу не получилось! Интересно,
что-то будет теперь?
Ну а курс «Актер. пространство.
драматургия» просто очень специфичный. Он для
тех, кому предметно интересен театр. Не
обязательно, чтобы маленький человек хотел
связать свою жизнь с театром, мечтал стать
актером, режиссером, театральным художником или
драматургом. Важно, чтобы театр как особый мир
был ему просто любопытен. Раньше, лет десять
назад, таких детей было море. Теперь с каждым
годом все меньше и меньше… Обидно. Но вдруг в
этот раз нам снова повезет: мне и детям. Вдруг мы
найдем друг друга?!
1 СЕНТЯБРЯ 2008 ГОДА
Новая школа загадочна. В центре Москвы,
там, где раньше была убогая развалина, воздвигли
фантастический дворец. Кажется, третий сезон
после реконструкции. По крайней мере, пока там
все чистенькое, новенькое, светленькое! Огромный
ухоженный двор. Это очень хорошо. Я люблю часть
занятий проводить на воле.
Пришла в учительскую обсуждать
нагрузку и, пока ждала завуча, успела трижды
порадоваться. Во-первых, две молодые женщины,
кажется, психологи или дефектологи, тихонько
обсуждали работу учителя и учеников в классе, где
учатся вместе здоровые дети и дети с серьезными
заболеваниями. Деловито и тихо решали, как всем
им помочь организовать образовательный процесс.
Это так здорово, когда в учительской говорят о
деле, а не о модных духах, унизительном
безденежье, подлых мужьях, невыносимых учениках,
злостных родителях и бездарных коллегах! И это
так редко…
Во-вторых, когда в учительскую вошел
детеныш с проблемами, «особый», как их тут
называют, с ним говорили спокойно и нормально,
по-деловому, без всякого сюсюканья и без
раздражения. В-третьих, когда сюда влетел
мальчишка, не желавший кого-то там коллективно
поздравлять с днем рождения в коридоре, с ним
пошутили и посмеялись. Никакого ора типа: «Да ты
понимаешь, где ты находишься?!» Никакой
псевдовоспитательной работы на тему: «Нехорошо
отрываться от коллектива». Все адекватно.
Но и напрячься успела тоже. Все тут
одеты очень стильно, дорого и официально. Я могу
полюбоваться на такое со стороны, но сама на это
неспособна. Привыкла одеваться очень просто и
удобно. На уроках я сижу вместе с детьми на полу
или, наоборот, на столе, чтобы изменить ракурс
зрения, пачкаюсь вместе с ними клеем и краской,
двигаю мебель и играю в подвижные игры.
Элегантный деловой костюм и туфли на каблуках
тут совершенно лишние. Боюсь, с дресскодом будут
проблемы.
Со старой школой тоже ничего
непонятно. Я хочу, чтобы там были хорошие
предпрофильные элективы в среднем звене, чтобы
дети могли на практике понять, хотят ли они в
своей жизни долго и всерьез заниматься театром,
музейным делом, журналистикой. Но эксперимент
там идет как-то непоследовательно, неуверенно,
невнятно. Кажется, нет такой руки, которая могла
бы направить общие усилия. От этого бывает
грустно. Иногда до отчаяния. Класс, с которым я
работала, выпустился. Но есть восьмиклашки, с
которыми уже приходилось работать. И их, как
всегда, жалко терять. В классе у них я не
преподавала, но они несколько раз занимались в
редакционных группах на больших всероссийских
фестивалях, где я вела мастер-классы. Мы привыкли
друг к другу, нам, кажется, вместе интересно. Мы
общаемся в Сети, и девчонки ждут продолжения
совместной работы. А мне очень хочется раскачать
их на создание школьного театрального музея.
Школа необычная, профилированная на
театр с началки. Лет двадцать пять многие
выпускники поступают в творческие вузы Москвы, а
большинство детей в лицо не знают ни
Станиславского, ни знаменитых выпускников
собственной школы. Глупо.
Среди коллег есть люди моего «караса»,
как сказал Курт Воннегут в романе «Колыбель для
кошки» (Воннегут называет карасом людей близкого
душевного настроя. — Ред.). Но их немного.
Собраться и сделать вместе что-то по-настоящему
стоящее так и не получилось. А хочется. Может,
первый блин был комом, а дальше выйдет иначе?
Важно в это очень крепко верить. В начале
учебного года сил на это хватает, но потом они
как-то быстро тают. Наверное, чтобы не таяли,
нужно больше заботиться о себе: гулять в
Ботаническом саду и ландшафтных музеях, играть с
внучкой, пить вкусный кофе в уютных кафешках и
так далее. Попробуем эту программу осуществить.