Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Искусство»Содержание №23/2006

НАУЧНЫЕ ЧТЕНИЯ

Н а у ч н ы е  ч т е н и я

Лев ДЬЯКОВ

Сальватор Роза и романтизм

Автопортрет. Ок. 1645. Национальная галерея, Лондон

Творчество Сальватора Розы (1615–1673) прошло несколько стадий критических оценок. Если современники знаменитого неаполитанского мастера ставили его искусство в один ряд с творчеством Рафаэля, Микеланд­жело, Пуссена, а одной картины кисти Розы, подаренной королю Франции, было достаточно для успеха дипломатических переговоров, то во мно­гих современных исследованиях мы встретим его имя в списке художников среднего уровня.

Можно ли объяснить такое различие в оценках повышенной чуткостью современных искусствоведов к анализу исторических явлений? Известно, что в эпоху романтизма творчество Сальватора Розы активно изучалось, его картины копировали, стихи читали, музыку слушали. «Перенесите Сальватора Розу в ледяные поля, к полюсу, — и его гений украсит льды», — писал еще в XVIII в. Дидро в одном из «Салонов».

В гармоничном сочетании

Сальватор Роза стал тем героем, которого искали романтики, идеалом мастера, олицетворявшего идею синтеза искусств, бунтарем, необычайной, подлинно романтической личностью. Недаром легенда о его участии в восстании Мазаньелло бытовала на протяжении всего XIX века.

Интересно выявить взаимосвязь Розы с романтизмом в блоковском его понимании — как «жадное стремление жить удесятеренной жизнью, стремление создать такую жизнь. Романтизм есть дух, который струится под всякой застывающей формой и в конце концов взрывает ее... Он есть стремление, пронизывающее всю историю человечества, ибо единствен­ное спасение для культуры — быть в том же бурном движении, в каком пребывает стихия».

При таком понимании романтизма Сальватор Роза становится нашим современником, подобно тому как он был современен в эпоху романтизма. Так, в России первой четверти XIX в. А. Орловский и О. Кипренский активно изучают живопись Розы.

Крещение индийской принцессы св. Фомой. Частное собрание, Нью-Йорк

Личность и искусство неаполитанского мастера повлияли и на английскую культуру. Интересно двухтомное исследование, не утерявшее своего значения, принадлежащее перу Сидни Морган. Эта вольнолюбиво настроенная писательница, активная сторонница французской революции 1789–1794 гг., собирала материал в тех местах, где жил и работал неаполитанский живописец. В результате появилось исследование, на страницах которого Сальватор Роза представлен в качестве поэта и художника, патриота, свободолюбивой, романтической личности. Много внимания Морган уделяет не только живописи мастера, но и его поэзии и музыке, показывая их глубоко народные корни. Заканчивается книга знаменательным высказыванием: «Вопреки всем недоброжелателям, сатиры Сальватора Розы ежедневно находят все большее число читателей и почитателей по всей Италии».

Сидни Морган впервые утвержда­ет факт участия С. Розы в народном восстании во главе с Мазаньелло в 1647–1648 гг., что вызвало у позднейших исследователей несправедливые сомнения относительно подлинности других сообщаемых ею фактов. И хотя Сальватор Роза действительно не участвовал в восстании Мазаньелло, находясь во Флоренции он горячо откликнулся на события в родном городе сатирой «Война», где приветствовал восстание, «промелькнувшее, как краткая вспышка огня на фоне безнадежно темной ночи».

Бунтарская тема в дальнейшем постоянно будет присутствовать в поэзии мастера, дав основание современному исследователю его творчества Луиджи Салерно назвать С. Розу «инстинктивным бунтовщиком в душе».

Наиболее интенсивно личность и творчество Сальватора Розы повлияли на искусство Англии и Германии.

Св. Антоний проповедует рыбам. 2-я пол. XIX в. Частное собрание, Нортгемптон

Неаполитанский мастер, бывший превосходным живописцем, талантли­вым поэтом, актером и музыкантом, вызвал интерес Э.Т.А. Гофмана. Немецкий романтик делает Сальватора Розу героем новеллы «Синьор Формика», во­шедшей в сборник рассказов «Серапионовы братья». У Гофмана яркий, талантливый «энтузиаст»-музыкант, художник, поэт противостоит меща­нину с его корыстью, угодничеством, трусостью, лицемерием. Истинный ху­дожник, «энтузиаст», по мнению Гофмана, вносит гармонию в хаос мира. В новелле «Синьор Формика» один из ее героев, обращаясь к Сальватору, восклицает: «Картины ваши далеко переходят за пределы того, что зовут ландшафтом в тесном смысле этого слова; это скорее исторические воз­зрения на природу в самом глубоком значении слова. Если иногда группа скал или деревьев в вашем пейзаже напоминает какую-нибудь исполинскую человеческую фигуру, то, наоборот, бывает, что сборище людей в ори­гинальных костюмах иной раз у вас похоже на группу причудли­вых живописных камней. Горячие, зародившиеся в вашей душе мысли поль­зуются всеми средствами, какие только дает нам природа для того, чтобы выразиться в гармоническом сочетании».

В последней фразе легко прочитывается сам романтический метод синтеза искусств с его огромным диапазоном средств выразительности, который характерен для Гофмана. Этим методом, по мнению немецкого романтика, пользовался и неаполитанский мастер XVII века. Так ли это на самом деле, нам предстоит убедиться.

Эпизоды

Жизнь Сальватора Розы полна романтики. Он родился в небольшом городке Аренелла. Из сада ветхого домика, принадлежавшего его отцу, открывался вид на Неаполь и Везувий. Над портиком ворот виднелась надпись: «Вито Антонио Роза, землемер и архитектор». Ландшафт, окружавший селение, был поистине романтический. У основания скалы Сан Эльмо возвышалась крепость Борго ди Аренелла, построенная еще Карлом  V. Ее можно видеть на многих картинах Сальватора. Ночью огни Везувия освещали домики Аренеллы. Утренние лучи солнца золотили холмы Вомеро и Позилиппо. В туманной дымке виднелись острова Капри и Прочидо, отражавшиеся в голубых водах Неаполитанского залива. Эти мотивы тоже постоянно будут возникать в картинах художника.

Один из биографов Розы, Пассери, говорит, что, еще будучи ребенком, Сальватор часто бродил в горах, далеко за селением, и «рисо­вал виды на клочках бумаги... На вопрос отца, почему он это делает, мальчик отвечал, что ему нравятся эти старые руины и одинокие деревья на скалах. «А что ты делаешь, когда взбираешься на скалы?» — продолжал любопытствовать отец. «О, я люблю сидеть и наблюдать. Я играю на флейте, которую ты подарил мне в прошлом году. Я подбираю слова к моим песням».

Аллегория лжи. 2-я пол. XIX в. Галерея Питти, Флоренция

Родители отдают юношу в иезуитскую коллегию Сомаска в Неаполе для продолжения образования. Его соученик по коллегии Джироламо Меркури, будущий кардинал, передает слова Сальватора: «Изучая Саллюстия, я так живо и с такой ясностью вижу заговор Катилины, как будто сам был его участником. Все, что я читаю, я вижу в картинах. Я чувствую с Сократом, когда он пьет яд, я испытываю такие же чувства, как Агарь, когда она покидает дом Авраама».

Не похоже ли это на метод «вчувствований» и «сопереживаний», к которому прибегнут позднее романтики? «Он дрожал от стужи, видя, как падает снег на картине Мьериса, и сражался, смотря на битву Сальватора Розы... Увидев чудесную лютню, он вручал ее владелице замка, упивался сладкозвучным романсом, объяснялся прекрасной даме в любви у готического камина, и вечерние сумерки скрывали ее ответный взгляд», — чита­ем мы у Бальзака.

А вот и еще один эпизод, вполне романтический. Речь идет о путешествии художника по Абруццким горам, где он встречал «бандитов», обитавших в древних заброшенных городах. Среди них было много людей, объявленных вне закона за свои республиканские убеждения, мечтавших освободить Калабрию от жестокого австро-испанского гнета и восстановить республику. Эти люди повлияли на юного Сальватора, навсегда сохранившего ненависть к тиранам.

Мост. 2-я пол. XIX в. Галерея Питти, Флоренция.

Участие в римском карнавале 1639 г. — еще один романтический эпизод биографии Сальватора. Художник избирает имя Формика (муравей) и на все время карна­вала становится странствующим актером. Он играет роль Ковиелло, воплощающего активный протест против всякого гнета. Ковиелло не желает сдерживать своего негодования по поводу зла, царящего повсеместно, и выбрасывает искры этого негодования в лицо власть имущим.

Со своей труппой актеров, в повозке, запряженной быками и украшенной зелеными ветвями и цветами, Формика совершает триумфальные выезды по пьяцца Навона, которая была главной сценой. Когда в конце карнавала его попросили — таков был обычай — снять маску и обнаружилось, что под маской Ковиелло скрывается Сальватор Роза, изумлению не было границ. Он стал известен всему Риму.

Аллегория лжи

Художник открывает театр на пустовавшей вилле близ Порта дель Пополо. В одном из спектаклей он смело нападает на придворный театр, незадолго до этого открытый знаменитым Лоренцо Бернини в Ватикане. У него сразу появляется множество врагов. Вокруг его дома бродят наемные убийцы. В такой обстановке Сальватор Роза был вынужден покинуть Рим, отправившись во Флоренцию. К этому времени относится его картина «Аллегория лжи» (Флоренция, Питти). Картина эта иллюстрирует стихотворение Розы «С лица снимаю своего румяна я и краски». Художник предстает в обличье актера, держащего трагическую маску и указывающего на нее своему собеседнику. Будучи талантливым актером, Роза великолепно чувствовал роль мимики и естественного лаконичного жеста в создании образа. Художник использует здесь коричневато-бурый фон, желтый цвет одежд, символизирующий ложь. Определенную экспрессивную роль играет взгляд изображенного, устремленный куда-то в сторону, и неверное, изменчивое освещение всей сцены.

Александр и Диоген. 2-я пол. XIX в. Частное собрание, Нортгемптон

«Аллегория лжи» воплощает собой одну из главнейших художественных идей барокко: «Весь мир — театр». Известно, что над входом в городской театр богатейшего Амстердама были высечены строки, принадлежащие перу крупнейшего голландского поэта XVII в. Й. Вондела: «Наш мир — сцена, у каждого здесь своя роль и каждому воздается по заслугам».

Факт участия С. Розы в карнавале заинтересовал европейских романтиков темой «двойника», «игрой с маской», ценностями подлинными и мнимыми.

При этом вспоминаются романы Т. Готье, В. Гюго, братьев Гонкуров. И прежде всего новелла Э.Т.А. Гофмана «Синьор Формика».

Сальватор в новелле помогает безвестному талантливому молодому художнику, устраивая его судьбу, соединяет с возлюбленной, наказывает злобного, ограниченного педанта, участвует во всякого рода забавных приключениях, обнаруживая смелость, находчивость, остроумие.

Мы не знаем, о чем говорил Сальватор-Формика с театральных подмостков. Но тот факт, что после этих представлений у него появились могущественные враги, свидетельствует о силе и страстности его выступлений.

Поэзия С. Розы дает представление о подобной направленности его чувств.

Искатель правды

Художник — автор нескольких больших сатир: «Поэзия», «Музыка», «Война», «Живопись», «Зависть», «Ведьма», «Вавилония». Все они созданы в период с 1639 по 1654 г. Поэтический стиль С. Розы во многом напоминает его живопись. Он весьма далек от принятых академических норм. Речь его страстна, порывиста, стремительна, часто резка до грубости. Грубость и резкость он предпочитает изнеженности, льстивой покорности; пылкость, горячность и буйный задор — аристократическому жеманству. Сальватор выступает против искусства, оторвавшегося от правды и истины. Эту правду он понимает как отражение в искусстве народной жизни, истинных, а не мнимых потребностей людей.

Оставьте мифы у моих ворот,
Пусть стоны воплотит поэта лира
Вдовиц несчастных, нищих и сирот.
Скажите смело о страданьях мира.
Ограблены злодеями поля,
Занесена тиранами секира...

В сатире «Живопись» художник восклицает: «Всюду полно бедняков, так как князья налогами довели до того, что весь мир просит милостыню. Скоро можно будет писать людей не только без одежды, но даже без кожи. Князья, я чувствую, что меня подмывает кричать, хотя... с вами нужно молчать и притворяться».

Портрет Лукреции в образе Сивиллы. 2-я пол. XIX века . Музей изобразительного искусства "Уодсворт Атенеум», Хартфорд

Сальватор Роза создает свой оригинальный стих, суровый, обличающий, исполненный едкой иронии.

Мой бедный мир! Вот кто твои герои:
Кто у других крадет, воспроизводит
Слова отцов и дедов, их присвоя,
И тот лишь, заблистав, в печать проходит,
Кто грабит без стыда, как плут прожженный:
Тетрадь чужую скрал — и переводит.
Он каркает, став важною персоной, –
А если б отложил чужие перья,
Остался бы эзоповой вороной.

Сохранился великолепный «Автопортрет» Сальватора (Национальная галерея. Лондон). Гневно сдвинув брови, художник пристально смотрит на зрителя. Правой рукой он опирается на таблицу, где виднеется латинская надпись; «Или молчи, или говори то, что лучше молчания». Роза как бы отождествля­ет себя с античными философами, многие из которых хранили молчание годами. Все резко, энергично, угловато в этом замечательном портрете. Нет ни малейшей недосказанности. Угловаты черты тонкого лица художника, резка светотень, отчетлив силуэт фигуры, темно-коричневым пятном высту­пающий на фоне вечернего неба. В портрете поразительно точно выражен гордый характер художника, удивлявшего современников своей пылкостью, независимостью по отношению к власть имущим, нетерпимостью к подлости, угодничеству, чванству. Сальватор выступает в «Автопортрете» искателем правды, он как бы зримо воплощает свои гневные сатиры.

Как известно, общую основу барочного стиля составлял принцип «поучать, услаждая». Отсюда тесная связь между живописью и поэ­зией, стремление «читать» картины как поэтические произведения, желание насытить картину литературными, поэтическими ассоциациями, а поэзию — живописными. Так, в творчестве Сальватора Розы созданию живописных обра­зов предшествуют литературные. Известно, что вначале художник создает сатиру «Ведьма», а затем появляются его композиции на «колдовские» сюжеты. Сатира «Война» предшествовала появлению его знаменитых «битв». В сатире «Живопись» Сальватор говорит о том, что «художники должны быть учеными, сведущими в науках. Они должны хорошо знать предания, истории, эпохи и обычаи». С. Роза именует живопись третьей «сестрой ис­кусства» после музыки и поэзии.

Известна дружба Сальватора со многими знаменитыми писателями, музыкантами, философами, учеными. Среди его друзей были литератор и художник Ф. Бальдинуччи, знаменитый физик Э. Торричелли, профессор философии Пизанского университета Д.-Б. Риччиарди. Сохранилось двадцать велико­лепных по стилю писем художника к Риччиарди, снабжавшего его сюже­тами.

Экзотичность тем, тесная связь с литературными первоисточниками, бунтарский дух, антиакадемизм произведений — все эти качества искусства С. Розы были близки романтикам. В этом с ним солидарен Э. Делакруа. «Что же следовало бы сделать, — записывает он в «Дневнике», — чтобы найти сюжет? Открыть книгу, способную вдохновить, и ввериться своему настроению! Есть книги, всегда оказывающие свое действие. Их-то, как и гравюры, и надо иметь под рукой».

Ответное волнение

Особенно популярен был Сальватор Роза в Англии конца XVIII — начала XIX в. Два итальянских издания его сатир были опубликованы в Англии в 1787 и 1791 гг. Пейзажи Розы влияли на английское садовое искус­ство, английский романтический парк. Известно, что Д. Рейнольдс, В. Скотт, В. Вордсворт восхищались пейзажами Розы. Имя художника постоянно упоми­нается многими знатными путешественниками по Италии в их письмах и дневниках.

В 1788 г. двадцать четыре гравированных рисунка С. Розы были опубликованы в Лондоне. Это издание повлияло на творчество известно­го живописца и офортиста конца XVIII в. Джона Гамильтона Мортимера, которого современники позднее именовали «Сальватор из Суссекса». Серии офортов С. Розы, изображавшие бандитов, воинов, морских чудовищ, явились источником вдохновения для английского мастера. Мортимер обращался и к живописи Розы. Особая близость манер и мироощущений обоих мастеров обнаруживается при сравнении «Портрета поэта» С. Розы и «Идеализированного автопортрета» Д. Мортимера.

Свежий романтический порыв чувствуется во многих картинах Сальватора Розы. Таков «Лесной пейзаж с тремя философами» (Дрезден, картинная галерея) — одно из лучших созданий мастера. Громадные, извивающиеся ство­лы деревьев, шумящие и гнущиеся от ветра ветви и листья, вздыбившиеся скалы, прекрасные клубящиеся облака, несущиеся по небу, лесное озеро — все составляет единую, подвижную, одухотворенную среду, в которой обитают «три философа» — не пассивные созерцатели, но активные участники «борьбы стихий», живущие с ними единой жизнью.

Борьба света и тени, укрупнение всех элементов природы, смелое, взволнованное движение кисти, неровный, динамичный ритм — все вызывает ответное волнение зрителя. Подобное позднее умели делать мастера романтической живописи, учившиеся этому искусству у Сальватора Розы.