Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Искусство»Содержание №11/2006

УРОК МУЗЫКИ

У р о к  м у з ы к и

Наталия ЕСЬКОВА

Лишь чуткому доступный слуху...

Во сне земного бытия
Звучит, скрываясь в каждом шуме,
Таинственный и тихий звук,
Лишь чуткому доступный слуху.

Ф. Шлегель

Таков эпиграф к «Фантазии» до мажор, о которой Святослав Рихтер сказал: «Фантазия Шумана — произведение глубоко сокровенное; она не просто значительна, она неисчерпаема. Второго такого сочинения нет».

«Лишь чуткому доступный слуху» — в известном смысле так можно сказать о Шумане. Принадлежа к тем, кого принято именовать титанами, он уступает в популярности многим равным — например, Шуберту и Шопену, с которыми его естественно ставить рядом (и не только по алфавиту).

Известно, что Шуман не знал громкой прижизненной славы. Смелый новатор, он никогда не стремился к достижению легкого успеха. Эдвард Григ писал: «Шуман завоевал признание, не прибегая ни к какой пропаганде, кроме той, какая заложена в его творениях, и поэтому медленно, но зато тем вернее».

Едва ли не раньше, чем у себя на родине, Шуман стал известен и любим в России, где побывал в 1844 г., сопровождая в гастрольной поездке в города Прибалтики, Петербург и Москву свою жену — знаменитую пианистку. Но настоящее признание русских слушателей он приобрел лишь лет через пятнадцать после этого, уже посмертно.

Обложка партитуры квинтета

Известно, что Шумана любили и высоко ценили едва ли не все крупные русские музыканты второй половины XIX в., что творчество его оказало немалое влияние на русских композиторов разных направлений — и на Чайковского, и на членов «Могучей кучки». Много и восторженно писал о Шумане Владимир Стасов, а музыкальный критик Герман Ларош особенно подчеркивал близость основного характера музыки великого немецкого композитора (с преобладанием в ней «святыни внутреннего мира над идолами внешнего») духу русского искусства. Вдохновенными интерпретаторами и горячими пропагандистами творчества Шумана были Антон и Николай Рубинштейны. А из русских композиторов второй половины XX века особенно ценили и любили Шумана Георгий Свиридов и Валерий Гаврилин.
В биографии Шумана есть факты, не лишенные беллетристической увлекательности. Его недолгую жизнь можно назвать счастливой, но конец у нее трагический...

Цвиккау - город, в котором родился Шуман

БОРЬБА МЕЖДУ ПОЭЗИЕЙ И ПРОЗОЙ
Роберт Шуман родился 8 июня 1810 г. в небольшом городе Цвиккау (где с 1963 г. стали проводиться международные конкурсы пианистов и вокалистов его имени). Его отец, просвещенный книгоиздатель, делал все для поддержания и поощрения рано проявившейся музыкальной и литературной одаренности самого младшего и любимого сына. Известно, что он обращался к знаменитому композитору Веберу с просьбой взять на себя руководство музыкальными занятиями Роберта. Какой была бы жизнь Шумана, если бы не последовавшая вскоре смерть Вебера и почти одновременно — смерть Шумана-отца? Скорее всего совсем иной.

После смерти отца Роберту пришлось познать, по его собственному выражению, «борьбу между поэзией и прозой». Мать и опекун решительно отказывались относиться к музыке как к возможной профессии, и по их настоянию после окончания гимназии в 1828 г. Шуман вынужден был поступить на юридический факультет Лейпцигского университета. (Можно заметить в скобках, что Шуман был далеко не единственным среди людей искусства, кому путь к призванию преграждала юриспруденция.)

Сам по себе переезд в Лейпциг — крупнейший музыкальный центр Германии, город Иоганна Себастьяна Баха, перед которым Шуман преклонялся всю жизнь, был благотворным. Лейпцигские впечатления, а также путешествие по Германии (в частности, посещение в Байрейте мест, связанных с писателем-романтиком Жан-Полем, бывшим с юности и до конца жизни одной из литературных привязанностей Шумана, встреча в Мюнхене с Гейне), а потом поездка по Швейцарии и Северной Италии значительно расширили кругозор юноши.

Роберт и Клара Шуман

Изучение ненавистной юриспруденции в Лейпциге, а затем в Гейдельберге продолжалось до конца 1830 г., когда в ответ на решительное письмо Шумана его мать, по-своему горячо любившая сына, наконец сдалась, разрешив ему посвятить себя любимому делу.

Важное значение в решимости Шумана бороться до конца за свое призвание имело ошеломляющее впечатление от игры Паганини, услышанной во Франкфурте. (Как известно, впечатление от игры гениального скрипача было важным событием и для двух сверстников Шумана — Шопена и Листа.)

Но и в свои «юридические» годы Шуман не расставался с музыкой. Сразу по приезде в Лейпциг он стал брать уроки фортепианной игры у видного педагога Фридриха Вика, роль которого в жизни Шумана, довольно значительную, трудно охарактеризовать одним словом. Тогда же восемнадцатилетний Роберт впервые увидел дочь Вика — девятилетнюю Клару, пианистку-вундеркинда. Много лет прошло после этой первой встречи и много драматических событий произошло, прежде чем Клара Вик стала Кларой Шуман.

Дети Шумана

Мнение о нем Фридриха Вика помогло Шуману получить согласие матери на то, чтобы стать музыкантом. Речь шла о карьере пианиста-виртуоза. Еще в родном городе Шуман поражал всех своей игрой, хотя занятия музыкой не были достаточно серьезными. Сам Шуман хорошо знал цену этим своим ранним успехам. В 1831 г. в письме к композитору Гуммелю он писал о своих тогдашних занятиях музыкой: «Я продолжал идти своим путем инстинктивно, как слепой без поводыря. Образцов для меня не могло быть в маленьком городе, где я сам, пожалуй, слыл таким образцом».
У Шумана было хорошее детство, он рос в условиях, благоприятствовавших свободному развитию яркой, разносторонне одаренной личности, но ранней основательной музыкальной подготовки он не получил. Да и не только ранней. Можно, пожалуй, даже сказать, что Шуман почти не получил музыкального образования. Во всяком случае, у него не было учителя, который бы соответствовал его масштабу. А между тем писавшие о нем неизменно подчеркивали его глубокую музыкальную эрудицию... Вряд ли можно найти что-либо аналогичное в биографиях других великих музыкантов.

Остро ощущая свое отставание в чисто технической фортепианной подготовке, Шуман вознамерился, со свойственной ему нетерпеливой страстностью, быстро наверстать упущенное. И совершил непоправимое: придумав специальное упражнение для развития беглости пальцев, он безнадежно повредил правую руку, навсегда лишившись возможности быть концертирующим пианистом. Если бы не это печальное событие, имя его как пианиста стояло бы, вероятно, рядом с Шопеном. За этот жестокий удар судьбы Шуман получил впоследствии известную «компенсацию»: его женой стала первая пианистка своего времени, до некоторой степени заменявшая его в пропаганде его новаторских произведений. (Это один из многих примеров того, как жизнь создает ситуации, похожие на искусные беллетристические вымыслы.)

Но трагедия с рукой не помешала Шуману стать великим композитором. Вряд ли верны утверждения некоторых биографов, что она этому способствовала: стали же великими композиторами Лист и Рахманинов!

БЛИСТАТЕЛЬНОЕ НАЧАЛО
Третье десятилетие жизни Шумана и первое десятилетие его творческой биографии — настоящее чудо. Недоучившийся юрист, не получивший серьезного музыкального образования, начинает создавать один за другим зрелые шедевры. «Быстрый расцвет его творческих сил изумителен. Смелый, законченный, самобытный стиль его первых произведений кажется почти неправдоподобным». Эти не лишенные эмоциональности фразы взяты из достаточно сухого источника — из учебника для консерваторий. Почти все фортепианные произведения Шумана, сделавшие его бессмертным, никогда не перестающие звучать в концертных залах, составляющие неотъемлемую часть репертуара пианистов, написаны именно в это десятилетие: «Бабочки», «Карнавал», «Фантастические пьесы», «Симфонические этюды», «Детские сцены», «Крейслериана», «Фантазия до мажор», «Арабеска», «Юмореска», сонаты... В списке сочинений Шумана первыми двадцатью тремя опусами обозначены только фортепианные произведения.

Главным образом на то же десятилетие приходится и музыкально-критическая деятельность композитора, в которой нашла выход его литературная одаренность. Хорошо известно, что в своей первой статье Шуман «открыл» Шопена, а в последней — Брамса. (Еще одна искусная беллетристическая выдумка!) Написанная в 1831 г. статья о втором опусе Шопена — Вариациях на тему из оперы Моцарта «Дон-Жуан» — содержала знаменитую фразу: «Шапки долой, господа, перед вами гений!» Вероятно, это единственный в истории мирового искусства случай, когда один юный гений открыл другого. Последняя статья — «Новые пути» была написана незадолго до смерти композитором, давно оставившим критическую деятельность, с единственной целью: используя свой авторитет, облегчить путь в искусстве гениальному двадцатилетнему юноше, пришедшему к нему с рекомендательным письмом от общего друга. В жизни Шумана не было «старика Державина», который бы «в гроб сходя благословил» его союз с Музой, но он сам в 43 года сыграл такую роль по отношению к Иоганнесу Брамсу, для которого знакомство с великим композитором и его женой стало событием огромной важности.

Шуман

«НОВЫЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ЖУРНАЛ»
Статья о Брамсе была напечатана в «Новом музыкальном журнале», основанном Шуманом в 1834 году и существующем до сих пор. Это один из случаев редкого долголетия периодического издания. Своему детищу Шуман отдал десять лет жизни. «Новый музыкальный журнал» вел борьбу за подлинное искусство, выступая против рутины и косности, с одной стороны, и против псевдоноваторства, за великие традиции — с другой.

Говоря о журнале Шумана, нельзя умолчать о Давидсбунде союзе единомышленников, получившем свое название от имени библейского царя Давида.
Выпуская в начале 1850-х гг. собрание своих музыкально-критических статей, Шуман в предисловии к нему сказал о Давидсбунде как о союзе, «более чем тайном, а именно существовавшем только в голове его основателя». И хотя в этот союз действительно входили и не подозревавшие об этом современники (например, Берлиоз и Шопен), и великие тени прошлого, Шуман в своей иронической характеристике все же преувеличил его «тайность»: в борьбе за передовое искусство у создателя «Нового музыкального журнала» были реальные помощники. Но, конечно, главным деятелем журнала был он сам.

Пылкий Флорестан и меланхолический Эвсебий — давидсбюндлеры, в которых воплощены противоположные черты сложной натуры самого Шумана: этими именами подписывались его статьи, иной раз освещавшие одно и то же произведение с разных сторон. Таков был один из приемов шумановской музыкальной критики.
Давидсбунд стал символом борьбы за передовое искусство. «Русскими давидсбюндлерами» называл Стасов композиторов «Могучей кучки»... Давидсбюндлеры присутствуют и в программных истолкованиях и названиях произведений 30-х годов: «Карнавала», Первой сонаты, «Симфонических этюдов», «Танцев давидсбюндлеров».

Шуману принадлежат глубокие и тонкие высказывания о Шопене (в хрупких творениях которого он первый почувствовал революционное содержание), о Шуберте («единственном» Шуберте, смерть которого в 1828 г. юноша Шуман горько оплакивал), о Мендельсоне (с которым его связывала многолетняя музыкально-общественная деятельность). Он сразу распознал талант Берлиоза (очень дорожившего оценкой Шумана), он писал о ранних произведениях Листа. Существует мнение, что Листа, а также Вагнера Шуман недооценивал. Но справедливо ли оно? Ведь в хронологические рамки жизни Шумана вмещается лишь незначительная часть творчества этих композиторов.

Статьи Шумана содержат оценки произведений множества гораздо менее известных музыкантов, в которых он всегда стремился заметить и поддержать искру таланта. В этом проявлялась его душевная щедрость (которую можно почувствовать в его музыке!). В статье «Роберт Шуман» (уже цитировавшейся) Григ писал: «Один из лучших памятников, оставленных по себе Шуманом, и есть как раз его взгляд, открытый на все значительное, что его окружало». И далее: «В молодости своей Шуман так много времени отдавал тому, чтобы расчистить путь другим, что просто непостижимо, когда успел он образовать свой собственный глубокий душевный мир, какой предстает перед нами в произведениях раннего периода его творчества...»
Человек ярко выраженных прогрессивных взглядов, лишенный национальной ограниченности, Шуман приветствовал возникновение и развитие музыкальных культур европейских наций, которыми отмечено XIX столетие. «Разве мы не видим, как юные таланты возникают в наше время из всех народностей: из России мы узнаем о Глинке, Польша дала нам Шопена, в лице Беннета имеет своего представителя Англия, в лице Берлиоза — Франция, Лист известен как венгр...»
В наше время исследователи отмечают безошибочность большинства музыкальных прогнозов Шумана. В XIX в. это еще не было очевидно. Так, Петр Ильич Чайковский, ставивший Шумана-композитора чрезвычайно высоко, дает ему как музыкальному критику такую оценку, которая теперь не может не удивлять. В одной из статей он говорит о «критической незлобивости», «разительным примером» которой служит Шуман, «приходивший в неподдельный восторг от каждого проявления талантливости в других и лишь одному себе не знавший цену». Прогноз в отношении Брамса, масштаб которого Шуман понял по его первым опытам, Чайковский (Брамса, как известно, совершенно не воспринимавший) назвал «ошибкой легко увлекающегося, снисходительного и благодушного художника». Но время все расставило по своим местам...

Неверно и мнение, что Шуман не знал цену самому себе.

БОРЬБА ЗА КЛАРУ
Вторая половина 30-х годов именуется у биографов Шумана периодом «борьбы за Клару». История этих Ромео и Джульетты имеет счастливый конец, но счастье далось им нелегко. Среди невыдуманных историй любви это одна из самых волнующих. Она отражена в их переписке, продолжавшейся несколько лет.
На пути любящих не стояли социальные преграды, с чем часто приходится сталкиваться в драматических историях любви великих людей. Препятствием было самодурство отца Клары Фридриха Вика, считавшего тогда еще никому не известного музыканта недостаточно блестящей партией для своей уже знаменитой дочери. Где же ему было догадаться, что более блестящую партию для нее трудно придумать и что сам он обретет бессмертие почти на правах Герострата! Только очень сильное чувство способно было преодолеть препятствия, воздвигавшиеся им перед Робертом и Кларой. Борьба закончилась в 1840 г. победой любящих, для чего понадобилось выиграть судебный процесс. На их долю выпала очень счастливая, хотя и нелегкая, недолгая — всего 14 лет — совместная жизнь... Но трудные годы борьбы за личное счастье не препятствовали, а способствовали созданию гениальных фортепианных произведений Шумана, в том числе знаменитой «Фантазии».

Один из эпизодов этого напряженного пятилетия — неудачная попытка Шумана обосноваться в Вене, вызванная стремлением выполнить одно из условий Вика. Меттерниховская Вена оказалась малоподходящим местом для журнала Шумана, и плодами недолгого пребывания в этом городе оказались лишь открытие симфонии Шуберта (обнаруженной при посещении брата покойного композитора и вскоре исполненной под управлением Мендельсона в Лейпциге) и «Венский карнавал», в первой части которого неожиданно возникает запрещенная в Вене «Марсельеза». Этой дерзкой карнавальной шуткой Шуман «отомстил» городу за неудачу.

1840 год — самый счастливый в жизни Шумана — был переломным и в жизни и в творчестве. Он вошел в биографию композитора как год песен, своей почти неправдоподобной продуктивностью наводящий на сравнение с пушкинской «Болдинской осенью». Творческий итог этого года — 138 песен, в числе которых главные шедевры — циклы «Круг песен» и «Любовь поэта» на слова Гейне, «Любовь и жизнь женщины» на слова Шамиссо, «Круг песен» на слова Эйхендорфа. В выборе текстов для песен Шуман был очень взыскателен.

ТРАГИЧЕСКОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ
С 1840-го по начало 1854 г., когда творчество Шумана трагически оборвалось, он овладевает едва ли не всеми музыкальными жанрами и формами (не написал он, кажется, только балет). Сольные фортепианные произведения занимают теперь в его творчестве скромное место и не выдерживают сравнения с шедеврами 30-х годов. (Едва ли не единственное исключение — «Вещая птица» из позднего цикла «Лесные сцены», предвосхищающая Дебюсси.) Вообще в этот период процент вершинных достижений ниже, чем в первое десятилетие, но все же их немало. В первую очередь к ним надо отнести фортепианный квинтет, фортепианный и виолончельный концерты, увертюру «Манфред» из музыки к драматической поэме Байрона, считающуюся вершиной симфонического творчества Шумана.

Его четыре симфонии, не причисляемые к вершинам мирового симфонизма, являются необходимым звеном между двумя высочайшими вершинами — симфониями Бетховена и Брамса. Не принадлежа к самым исполняемым, они не уходят из концертного репертуара. К сожалению, камерно-инструментальные ансамбли Шумана (трио, квартеты, скрипичные сонаты и др.) исполняются явно реже, чем заслуживают. Исключение составляет, пожалуй, только квинтет, который в свое время был едва ли не первым произведением Шумана, приобретшим популярность.
У Шумана есть монументальные вокально-симфонические произведения — оратория «Рай и пери», «Реквием» и др., есть опера «Геновева». Судьба их, особенно оперы (о существовании которой мало кто подозревает), сложилась не слишком удачно. В последние годы, однако, интерес к ним стал возрастать.

В чем причина того, что творчество Шумана второго периода, при всех несомненных достижениях, уступает его блистательному началу? Главной причиной следует, очевидно, признать наследственное нервно-психическое заболевание, первые симптомы которого обнаружились еще в студенческие годы. Борьбой с недугом, для которой требовалась сильная воля и немалое мужество, отмечено все последнее десятилетие творческой жизни композитора. «Трагедия эта была еще более ужасной, чем та, какую пережил терявший слух Бетховен...» — пишет крупнейший исследователь творчества Шумана Д.В. Житомирский, автор обстоятельной монографии о композиторе и публикатор на русском языке всего его литературного и эпистолярного наследия.

Прогрессирующей болезнью объясняется все более сужающийся круг деятельности Шумана: прекращение работы в журнале, преподавания в созданной Мендельсоном консерватории, дирижирования. С этим же связаны переезды семьи (которая все росла: всего у Шуманов было восемь детей) во все более тихие города — из Лейпцига в Дрезден, из Дрездена в Дюссельдорф. Здесь в конце февраля 1854 г. разразилась давно назревавшая катастрофа: после неудавшейся попытки самоубийства Шуман был помещен в психиатрическую лечебницу в Энденихе (близ Бонна), откуда уже не вышел. Там в разлуке с семьей прошли последние два с половиной года его жизни. Поддержкой и опорой Клары в это тяжелое время был Брамс, вошедший в жизнь Шуманов незадолго до трагического события. 29 июля 1856 г. Шумана не стало. Могила его находится на родине Бетховена, в Бонне.
Последняя песня цикла «Любовь и жизнь женщины» называется «Ты в первый раз наносишь мне удар». Этим первым ударом для героини цикла стала смерть любимого мужа. Так было и у Шуманов. Можно назвать этот цикл пророческим: Шуман как бы предсказал в нем судьбу своей вдовы. Клара прожила после смерти мужа сорок лет, став свидетельницей его все возраставшей славы. Немалую роль в этом сыграла и ее собственная исполнительская деятельность. Во время второго приезда в Россию в 1864 г. вдова Шумана убедилась в том, что его музыка к этому времени получила широкое признание у русских слушателей.

СОВРЕМЕННИКИ
«Не люблю тех, чья жизнь не созвучна их твореньям» — Роберт Шуман имел право на такое заявление. Для него характерно редкостное слияние творческого облика с человеческим. Его личность как нельзя лучше выразилась в его произведениях.
Почувствовать его как человека можно из его писем, мемуарные же свидетельства очень скупы. Вот высказывание одного из близко знавших его людей: «Шуман был одним из самых задушевных, доброжелательных и вообще одним из самых благородных людей, каких я когда-либо знал». Но узнать живые подробности о его человеческом облике трудно. Встречавшихся с Шуманом поражала его молчаливость. Известно, что эта черта приводила в отчаяние Рихарда Вагнера во время кратковременного общения композиторов в Дрездене. (Шумана столь же не устраивала чрезмерная словоохотливость Вагнера.) Очевидно, это неизменно фигурирующее в упоминаниях о Шумане свойство характеризует его уже в период прогрессировавшей болезни. Теряя флорестановские черты, он все больше становился Эвсебием...

В юности Шуман был центром кружка друзей, дружескими связями он не был обделен на протяжении всей жизни. Но среди его близких друзей мы не находим великих современников. К сожалению, он не мог быть знаком с Шубертом... Отношения с Мендельсоном, длившиеся многие годы, были, судя по всему, более деловыми, нежели дружескими. Шуман относился к Мендельсону очень горячо, последний же не оставил никаких свидетельств о своем отношении к великому современнику и соратнику. Боготворимый Шуманом Шопен не отвечал ему взаимностью. Есть свидетельства, что восторженный отзыв о его раннем опусе Шопен воспринял едва ли не с раздражением; считается, что посвящение Шуману Второй баллады было лишь данью вежливости, ответом на посвящение «Крейслерианы». Известно, что музыку Шумана Шопен не воспринимал (как, впрочем, и музыку других современников-новаторов — Листа, бывшего его другом, и Берлиоза).

Остается неясным, почему Гейне, известный своей музыкальностью, не был знаком с творчеством Шумана (в том числе с гениальными песенными циклами на его слова).
Шуман никогда не был в средоточии тогдашней музыкальной жизни — Париже, а посещение Петербурга не привело к знакомству с Глинкой (хотя в некоторых популярных статьях опрометчиво говорится о такой встрече); нет никаких свидетельств о том, что Глинка знал о существовании Шумана.

Из великих современников Шумана отдавал ему должное, пожалуй, только Лист, писавший о творчестве Шумана и о его деятельности критика. Очень разные во всем (типичный интроверт и типичный экстраверт), они имели одну роднящую их черту. Григ в уже цитировавшейся статье отмечал «редкий дар этих двух композиторов признавать все великое и новое, нарождающееся вокруг них». Не будучи близкими друзьями, они посвятили друг другу свои шедевры: Шуман Листу — «Фантазию до мажор», Лист Шуману — «Сонату си минор».

ПРИЗВАНИЕ ХУДОЖНИКА
Есть маленькая привлекательная тема: Шуман и дети. Известно, что свой «Детский альбом» Чайковский посвятил автору «Альбома для юношества», что он очень ценил шумановские «Жизненные правила для музыкантов». О начинающих исполнителях заботились и раньше (вспомним хотя бы «Нотные тетради», посвященные Анне Магдалине Бах), но у Шумана есть произведение, не имеющее прецедентов: «Детские сцены», написанные тогда, когда будущий многодетный отец еще не был женат.

Впервые «взрослая» музыка отразила внутренний мир ребенка! И в этом Шуман имел блистательных продолжателей, в числе которых Мусоргский, Бизе, Дебюсси, Равель, Прокофьев. (У этих композиторов было хорошее детство; трудно себе представить, чтобы «Детские сцены» написал Бетховен!)

Хочется заметить попутно, что в энциклопедических источниках «взрослая» музыка, отражающая мир детства, неправомерно включается в статью «Детская музыка» («музыка, предназначенная для слушания и исполнения детьми»). И «Детские сцены» Шумана упоминаются в одном ряду с «Альбомом для юношества»...

Шуману вообще свойственно было выступать первооткрывателем. Его цикл из шести интермеццо положил начало новой разновидности фортепианной миниатюры, получившей богатое развитие у Брамса. Шуман впервые удачно соединил в камерном ансамблевом произведении фортепиано с «готовым» ансамблем — струнным квартетом, и за его собственным шедевром, Фортепианным квинтетом, последовал целый ряд произведений для того же состава инструментов; вот авторы самых значительных: Брамс, Дворжак, Франк, Танеев, Шостакович, Шнитке.
Говоря о «Картинках с выставки», не всегда догадываются вспомнить о «Карнавале». Между тем можно с уверенностью сказать, что без последнего не было бы этого шедевра (по мнению Рихтера, лучшего русского фортепианного произведения). Может быть даже Мусоргский (как известно, хорошо знавший и любивший музыку Шумана), использовав придуманную немецким романтиком форму программной сюиты, сознательно создал — на совершенно другом материале — своего рода анти-«Карнавал»...

«Проливать свет в глубины человеческого сердца — таково призвание художника», — писал Шуман. Ему же принадлежат слова: «Рассудок ошибается, чувство никогда». В часто цитируемом высказывании Чайковского говорится, что в музыке Шумана «мы находим отголосок тех таинственно глубоких процессов нашей духовной жизни, тех сомнений, отчаяний и порывов к идеалу, которые обуревают сердце современного человека». Бородин называл музыку Шумана «сильной, трезвой и глубокой по содержанию». Эпитет «трезвый», применяемый по отношению к яркому романтику с бурной фантазией, может удивить. Но антифилистерский по своей направленности романтизм Шумана не был уходом от действительности. В письме 1836 г. к Кларе Вик есть такие слова: «Меня волнует все, что происходит на белом свете, — политика, литература, люди; обо всем этом я размышляю на свой лад, и затем все это просится наружу, ищет выражения в музыке».

В блестящей плеяде композиторов-романтиков Шуману принадлежит одно из первых мест. Его творчество значительно раздвинуло границы музыкального искусства и оказало огромное влияние на музыку второй половины XIX века. Музыке Шумана присущи мятежный дух, страстность, мужественность, проникновенный лиризм при полном отсутствии сентиментальности, психологическая тонкость. Наследие Шумана навсегда стало неотъемлемой частью мировой духовной культуры.