Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Искусство»Содержание №8/2006

ТЕТ-А-ТЕТ

Н а ч и н а я   с   Х Х    в е к а

Марк САРТАН

Граница на замке

Российская экспозиция на Венецианской биеннале

Мы уже знакомили наших читателей с некоторыми экспонатами 51-й Венецианской биеннале (см. «Искусство» № 15, 16/05 и № 2/06), выбранными чисто субъективно — по причине впечатления, которое они произвели на вашего покорного слугу. Сегодняшняя публикация посвящена экспонатам, которым мы обязаны уделить внимание по совершенно объективной причине: они — отечественного происхождения.
Еще с 1914 года у России на биеннале есть свой павильон, построенный самим А.В. Щусевым. В этом году в нем были размещены два проекта: «Волшебный ветер» нижегородского дуэта Provmyza (Галина Мызников и Сергей Проворов) и «Слишком долго, чтобы убежать» московской группы «Программа Escape» (Лиза Морозова, Антон Литвин, Богдан Мамонов, Валерий Айзенберг).
Нижегородцы постарались сделать все, чтобы их проект нельзя было проиллюстрировать репродукциями. Они сознательно ушли от какой бы то ни было визуальности, заставив зрителя взаимодействовать со своей инсталляцией только сенсорно. Все отведенное им пространство пронизано потоками воздуха разной силы. В первой комнате дуют ласковые сквозняки, во второй ветер уже ощутимо мешает двигаться, а в третьей — чуть ли не сбивает с ног. Интерьер подчеркнуто минималистичен, звуки шумно-механические и соответствуют силе ветра, а потому все внимание зрителя, по замыслу авторов, должно сосредоточиться на собственных сенсорно-тактильных ощущениях.
«Программа Escape» в соседнем помещении, прямо напротив входа, демонстрировала на большом экране картинку: четыре фигуры в красном (сами художники) на фоне заснеженного пейзажа. С появлением в зале очередного посетителя раздавался щелчок и картинка менялась: фигуры становились на шаг ближе. Если поток зрителей был непрерывным, то можно было просто стоять и смотреть, как художники приближаются к зрителю. Если же в зал долго никто не входил, а собравшимся уже хотелось узнать, чем дело кончится, то кто-нибудь из самых нетерпеливых ходил в проеме двери взад-вперед, тем самым имитируя зрительский интерес.
После шестнадцатого кадра, когда фигуры уже были ростом во весь экран, стройное развитие событий нарушалось. Вместо того чтобы еще приблизиться, художники падали назад в снег, как будто столкнулись с невидимым препятствием. После этого картинка опять менялась на самую первую — с маленькими, едва различимыми фигурами на горизонте.
Чтобы недогадливый зритель не ушел в недоумении, на входе выдавалась бумажка с объяснительным текстом. Он полностью приведен на врезке, разве что исправлены пунктуационные ошибки.
Прочитали? Отлично! Теперь, когда вы чувствуете себя почти побывавшими в российском павильоне в Венеции, можно делиться впечатлениями.
Главное, что связывает оба отечественных экспоната, это сознательный, даже демонстративный отказ от художественного высказывания. Нижегородцы тихо-спокойно замыкают зрителя на него самого, а москвичи так и вовсе гордо заявляют о нежелании вступать в коммуникацию из-за невозможности преодолеть границу плоскости картины.
В результате нормальный зритель, искренне заинтересованный, пришедший не покрасоваться, а увидеть и услышать, выходил из российского павильона одураченным. Он чистосердечно пытался понять, что хотел сказать художник, а ему в лучшем случае предлагали послушать самого себя, а в худшем — говорили, что он все равно не поймет. А потому и разговаривать не стали.
Ну а когда ты со всей душой, а от тебя отворачиваются, то естественной реакцией становится здоровое раздражение. «Ах, какие мы, художники, обиженные и несчастные — никак не можем встретиться со зрителем!» Да сказать вам нечего, вот вы и испугались с ним встречаться. А то толпа... выстрелы... Вы крикните так, чтоб задело, — услышим и отзовемся. На проникновенное слово и отклик будет соответствующий.
Есть у вас такое слово, господа российские художники? Не знаю, но на этой биенналле вы его точно не произнесли. А раз так, то неча на зрителя пенять и границы демонстрировать.

История искусства — это история границы.
Там, на той стороне, художник-человек, здесь, по эту сторону, человек-зритель.
Или толпа.
Плоскость картины — нейтральная полоса, на которой существует потенция встречи.
Когда эта встреча станет возможной, граница будет уничтожена.
Но тогда наступит конец искусства.
Два пешехода выходят из разных точек и движутся навстречу друг другу со скоростью х.
Один из них художник.
Художник хочет покончить с искусством, потому что знает — искусство это золотая клетка, которую он сам для себя построил.
Он верит, что навстречу ему движется человек-зритель.
Он верит, что зритель так же жаждет встречи, и еще он верит, что границу можно будет перейти.
Он думает, что тогда наступит новый мир и не будет больше художника и зрителя, покупателя и купленного, и лев ляжет у ног ягненка.
Но когда наконец утомленный долгим путем художник приблизится к границе, отделяющей искусство от жизни, он не увидит перед собой того единственного зрителя, для которого он шел столько лет.
Перед ним будет толпа, анонимная и немая.
Она не хочет пересекать границу, она не хочет конца искусства, она не хочет нового мира.
Толпа в упор смотрит на художника.
Художник делает еще один шаг…
Выстрелы.