Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Искусство»Содержание №6/2006

СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК

Х р а м ы  В е л и к о г о  Н о в г о р о д а

Янина БЕЛОШАПКИНА

Фрески византийского мастера

«В лето 6886 (1378) подписана бысть церковь Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа во имя богалепнаго Преображения повелением благородного и боголюбивого боярина Василия Даниловича и уличан Ильины улицы. А подписал мастер греченин Феофан». Так повествует третья новгородская летопись об одной из лучших работ Феофана Грека — фресках церкви Спаса Преображения на Ильине улице.

Ветхозаветная Троица. 1378


Феофан приехал на Русь уже сложившимся мастером (до этого он работал в Византии, где расписал около двухсот церквей), владея всем арсеналом лучших приемов византийской живописи, но с сильно выраженным индивидуальным началом. Спас на Ильине стал первой работой уже знаменитого мастера на русской земле.
К сожалению, от этого грандиозного монументального ансамбля до нас дошли лишь фрагменты (церковь сильно пострадала в XIV в. от пожара, уничтожившего множество замечательных памятников на Торговой стороне, а бомбежки во время войны довершили разрушение), поэтому систему росписи восстановить теперь довольно трудно. Очевидно, что фрески располагались регистрами, одна над другой — внизу фигуры святых и мучеников, выше — композиции на сюжеты из Евангелия. Лучше всего сохранились росписи купола и барабана и так называемого Троицкого придела.

Христос Пантократор

В куполе Феофан пишет грандиозного Христа Пантократора (Вседержителя) в образе грозного судии. Одной рукой он благословляет, в другой держит книгу, которая, по преданию, будет открыта только в день Страшного суда. Его фигура окружена четырьмя архангелами и четырьмя серафимами. Архангелы изображены в рост, облачены в парадные одеяния и держат в руках мерила и сферы — это лучшие из небесного воинства, призванные охранять Владыку. Совсем иначе выглядят серафимы — существа, напоминающие скорее диковинных зверей. По мнению большинства исследователей, и те и другие были написаны помощниками Феофана, так как здесь чувствуется некоторая неуверенность рисунка, несоразмерность пропорций. Еще ниже, между простенками барабана находятся изображения праотцов. Хорошо сохранились надписи с их именами — Адам, Авель, Сиф, Енох, Мельхиседек, Илия и Иоанн Креститель. Все они, даже юный Авель, — сильные, суровые, значительные мужи.

Адам

Троицкий придел — небольшая камера на хорах (видимо, личная молельня заказчика) — дает нам наиболее полное представление о живописном стиле Феофана. Доминирующее место здесь занимает фреска с изображением «Троицы» (откуда, видимо, и произошло название придела), написанной в традициях Византии, когда наряду с тремя ангелами присутствуют Авраам и Сарра, угощающие божественных посланников (к сожалению, фигура Авраама утрачена). Однако нетрадиционно, что центральный ангел явно господствует над двумя другими, его могучие крыла, распростертые над столом, как бы осеняют их, одновременно придавая композиции законченность. Вторая значимая роспись — Богоматерь Знамение, тип изображения Марии с младенцем, довольно распространенный в Новгороде. Здесь художник отдает дань местным традициям, хотя и вносит необычный элемент: в его трактовке Христос как бы сидит на коленях у матери, его ручки разведены в стороны, повторяя благословляющий жест Марии. Рядом с ними помещен архангел Гавриил, принесший благую весть о рождении Спасителя.
Однако наиболее знаменитые изображения Троицкого придела — это святые подвижники: столпники, пустынножители и преподобные, стремившиеся достичь совершенства и приобщиться божественной благодати путем отказа от соблазнов и земных благ. Столпники сидят на высоких башнях, об их именах мы можем судить по сохранившимся надписям. Это Давид, проведший три года на миндальном дереве близ Салоников; Даниил, два Симеона, один из которых считается основателем столпничества как особого вида отшельничества (и он сам провел на столпе 47 лет), и Алимпий, 53 года находившийся на столпе, причем последние 14 лет из-за болезни ног вынужденный лежать, но тем не менее не перестававший славить Господа. Помимо столпников, Феофан пишет и других святых — мученика Акакия, подвижников Арсения Великого, Иоанна Лествичника, Макария Египетского. Последний образ особенно выразителен — мы видим седого старца, напоминающего существо из другого мира, практически утратившего связь с земной жизнью и растворившегося в божественном свете. Вообще все герои Феофана отличаются огромной силой и одухотворенностью, они представлены в состоянии молитвенного экстаза, полностью погружены в себя, полны трагического пафоса.

Архангел

Здесь мы вплотную подходим к важному вопросу, связанному с толкованием общей программы росписи. Дело в том, что в Византии, откуда прибыл Феофан, середина XIV в. была периодом богословских споров, и одним из камней преткновения стало учение исихазма (от греческого «исихия», что значит «молчание, покой»). В его основе лежал тезис об «обОжении» человека в его земной жизни, идея видения божественного света в глубине сердца истинно верующего. Исихастами называли монахов, стремившихся удалиться от мира и сосредоточить все свои помыслы на достижении божественной благодати. Подобная практика была распространена еще на заре христианства, но в XIV в. к ней снова было привлечено внимание.
Ученые до сих пор ломают копья, пытаясь определить, насколько это учение затронуло Феофана Грека, но очевидно одно — в росписях Спаса на Ильине явно чувствуется симпатия художника к подвижникам былых времен и их устремлениям. Недаром в барабане купола он помещает нетрадиционные изображения праотцов (тогда как обычно на этом месте располагались пророки), причем пишет именно тех, кто был отмечен особо праведной жизнью: Авель, олицетворяющий самого Христа; Сиф — основатель благочестивого рода; Енох, его потомок, достигший таких духовных высот, что был взят живым на небо; Ной, единственный праведник, спасенный от потопа; Мельхиседек, сын язычника, сумевший познать истинного Бога; Илия, пустынник, также уподобившийся вознесения.
Так как образ Христа Пантократора ассоциируется главным образом со вторым пришествием, во время которого должно произойти воскрешение праотцов и воздаяние каждому по заслугам, то в общей программе росписи мы можем видеть иллюстрацию к утверждению о том, что только чистая, праведная жизнь может стать залогом спасения. Так же и святые отшельники стремятся к спасению, которое невозможно без познания Бога. Они как истинные исихасты совершают свои духовные подвиги в молчании и постоянных думах о Боге.
Образы мастера полны драматизма и несут в себе огромный эмоциональный заряд. Художнику удается достичь подобного эффекта благодаря своей неординарной манере письма — резкой и темпераментной. Он часто использует свободные асимметричные контуры, энергичные линии, динамичные формы. Фигуры «вылеплены» при помощи резких экспрессивных мазков, ярких бликов, которые не всегда ложатся на выступающие части, как полагается по законам живописи, являясь не столько формообразующим элементом, сколько средством усиления экспрессии.
Необычен и колорит работ Феофана Грека. Он не любит ярких пестрых красок, его работы отличаются цветовой сдержанностью, почти монохромностью, хотя и полны многочисленных оттенков. Есть мнение, что цвета сильно пострадали во время пожара, но даже и в этом случае цветовая гамма Феофана остается менее насыщенной, чем у большинства его собратьев.
Своеобразный стиль Феофана не мог не привлечь к нему интереса со стороны местных мастеров, которые, конечно, были и раньше знакомы с византийской живописью. Однако присутствие художника такого масштаба на русской земле открывало большие возможности для совершенствования мастерства. Ознакомившись с его творчеством, они начали создавать новые замечательные произведения, занявшие достойное место в новгородском искусстве, такие, как роспись церкви Федора Стратилата, фрески Волотовского храма (ныне, к сожалению, не существующего) и икона Донской Богоматери. Все эти работы настолько близки стилю Феофана, что долгое время приписывались ему самому.
Повлияло творчество Грека и на псковских мастеров. И хотя после отъезда художника в Москву его влияние на новгородскую живопись начало несколько ослабевать, годы, проведенные здесь, не прошли даром, ознаменовав собой один из лучших периодов в истории искусства Великого Новгорода.