Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Искусство»Содержание №19/2003

ТЕТ-А-ТЕТ

Новости культуры

«Хаджи-Мурат» в музыке у подножия дома Толстого

Андрей Золотов,
заслуженный деятель искусств

Дом Толстого в Хамовниках в Москве – один из самых трогательных, вызывающих неподдельные переживания мемориальных домов. До Ясной Поляны хоть и не слишком далеко, но и не так близко – это что-то особое, некое его сугубо личное, индивидуальное, житийное и житейское пространство. Ясная Поляна удаляет Толстого, дом в Хамовниках, напротив, приближает его к городу, к людям, к московским переулкам, один из которых теперь называется улица Льва Толстого, хоть и остается переулком. Дом, как и сам Лев Николаевич... Толстой всякий раз, как ни подойдешь к тому или другому его сочинению, вдруг оказывается не то чтобы неожиданным, а неузнаваемым. То же и дом в Хамовниках: идешь вдоль забора – забор и забор. Входишь во двор, видишь дом, пространство перед домом – всё неузнаваемо: кажется, откуда тут этот простор, эта лужайка. Нет никакого города. Даже многоэтажные постройки сегодняшних дней, обступившие толстовский дом, лично мне никак не мешают ощутить отдельность и в то же время всеобщность толстовского существования. Вот и еще одна неожиданность – в доме Толстого построили... современный шатер с клеенчатой крышей и стенами, соорудили обычный эстрадный помост. Здесь перед домом Толстого, перед самым крыльцом вдруг начала звучать современная музыка, вдохновленная его сочинением – загадочным, проникающим душу и мысль, – «Хаджи-Мурат».

В день рождения Льва Николаевича Толстого – 175 лет – во дворе толстов-ского дома в Хамовниках была представлена опера «Хаджи-Мурат» современного российского дагестанского композитора Ширвани Чалаева – мировая премьера, то есть самое первое из всех самых первых исполнений. Опера написана уже как десять лет, а театры никак не соберутся поставить ее. И вот концертное исполнение, хотя и с элементами сценического обустройства оперы на этих временных подмостках. Постановщик попытался приблизить концертное исполнение к сцене. Это какое-то новое явление в современной театральной жизни: когда по тем или иным причинам полностью поставить спектакль не удается, его исполняют с элементами сценизации.

Опера в трех действиях, длилась долго. Надо сказать, постепенно все легче и легче становилось в пространстве этой музыки. Это безусловное достоинство оперы и одно из доказательств ее театральной природы. Театральное действо, даже ограниченное в средствах, привлекает слушателей. Музыка Чалаева не задает слушателю загадок, она озабочена чем-то сущностным, главным, ибо музыкальный язык автора природный, его собственный, индивидуальный – никаким другим языком он писать и говорить не может.

Ширвани из лакского племени – одного из многочисленных народов, живущих в Дагестане. В свое время он прославился знаменитыми «Лакскими песнями» – сочинением, как бы осмысляющим народную песню. Так оно устроено и так талантливо исполнялось самим автором, прекрасным певцом ко всему прочему, что вовлекало людей любой национальной природы в таинственное звучание горских песен, которые как бы оттуда, с высоты гор и из глубины сердец этих горских людей, летели к нам. Не доносились, а интенсивно летели к нам. «Лакские песни» Чалаева продолжили традицию, заложенную Свиридовым в «Курских песнях»: это не просто композиторские обработки народной песни, но возведение народной песни на пьедестал. Это некий памятник народному искусству, народной песне и той жизни, которая в народной песне живет.

Чалаев – автор многих сочинений, в том числе в оперном жанре. В театре Наталии Сац идет его опера «Маугли». Обрели известность и другие сочинения. Словом, речь о признанном композиторе из Дагестана, живущем в Москве. И это русский, европейский композитор. Художник своего народа, не замкнувшийся в колористических идеалах, диктуемых природой национальной песни, но задавшийся целью поместить и утвердить искусство своего народа в российском культурном пространстве и, если угодно, в мировом. Думаю, что это Чалаеву удалось.

Что касается новой оперы, то это, конечно же, большой труд и весьма серьезная удача композитора. Обращение к «Хаджи-Мурату» сегодня невольно обретает дополнительный смысл и передает дух событий на Кавказе, уже, к сожалению, многолетних. Даже организаторы вечера посвятили первое исполнение оперы «Хаджи-Мурат» не только юбилейной дате рождения Толстого, но и памяти жертв всех войн на земле Кавказа. Тем не менее я бы хотел рассматривать это сочинение не в связи с политической актуализацией, а сосредоточиться на самой опере, исполненной в день рождения Льва Толстого у подножия его дома. Да, дом невысокий, стоит на земле, но Толстой-то – гора. И вот это ощущение – у подножия горы, – оно рождалось из музыки, потому что мы все в итоге находимся у подножия событий мирового значения. Мировое значение определяется людскими жертвами, людскими судьбами и уже в последнюю очередь политическими результатами, которые можно записать в учебник истории. Однако трагическую судьбу, отдельную, в учебник истории не впишешь, зато художественное произведение, тем более Толстого, на это способно.

Либретто оперы сделано очень четко. Виктор Дубровский, известный театровед и либреттист, человек чуткий к музыке. Ему принадлежат либретто нескольких опер, в том числе знаменитой в свое время оперы М.Карминского «Десять дней, которые потрясли мир» и его же «Иркутской истории». Работа с Чалаевым особенно сложна, здесь речь не о некоем драмодействии, а о совместном с композитором прочтении Льва Николаевича и попытке расслышать его через музыку гор и через душу горца.

Слушается эта опера естественно, я бы даже сказал, легко. Много достойных ассоциаций, связанных и с народными песнями Дагестана и вообще с Кавказом, и с Мусоргским, хорами из его гениальных опер – «Борис Годунов» и «Хованщина», и с Прокофьевым, с его «Войной и миром». Очень решительно и смело вводит Чалаев русские интонации и русскую песню. И довольно смело сплавляет он горскую интонацию и русскую песню с узнаваемыми интонациями русской классической оперы XIX и XX столетий. Это не цитаты, но какое-то внутреннее слышание произведений, которые стали знаковыми, оказали влияние на музыку последующую. Чалаеву нельзя обойтись без этого. Это не какая-нибудь там «гальванопластика», не технологические хитрости. Композитор хочет рассказать о том, что переворачивало душу и самого Льва Николаевича. Личные конфликты людей перерастают в национальные войны – это неразрешимое противоречие между возможностью понять друг друга и невозможностью принять благородное решение. Обстоятельства диктуют личности односторонность... Нет справедливости в войне, нет справедливости в национальном конфликте и нет никакого спасения Хаджи-Мурату.

Для меня «Хаджи-Мурат» Чалаева – сочинение, рожденное любовью к Толстому. Дорого стремление композитора «расслышать» Толстого и через себя включить его в живое звучащее пространство. Ассоциации с современностью возникают не из желания говорить непременно о Чечне, используя «Хаджи-Мурата» Толстого, – нет.

Важно, что за этой музыкой встает История и как бы толкает нас к осмыслению современных реальностей. Я слушаю оперу Чалаева и думаю о Толстом, который ведет меня к сегодняшнему дню...

Хороший был вечер в доме в Хамовниках. Надо бы всех назвать и всех поблагодарить, кто задумал и осуществил эту постановку: и спонсоров, и Министерство культуры, и директора музея Виталия Ремизова, и Московский музыкальный театр Амадей, и Государственный симфонический оркестр кинематографии, и Академическую хоровую капеллу им. А.А.Юрлова, всех артистов, всех музыкантов, всех служителей искусства. Зрители наградили долгими аплодисментами народного артиста России Валерия Планкина (Хаджи-Мурат), дирижера Олега Солдатова, режиссера Олега Митрофанова и, конечно, автора. Сочинение, безусловно, заслуживает того, чтобы оно было поставлено в театре. И люди, думаю, с благодарностью услышат эту музыку и еще и еще раз подумают о чем-то важном, перечтут «Хаджи-Мурата» и другие страницы Толстого. Напомню одну запись в дневнике писателя: «Вышел, посмотрел на закат и понял, что жизнь человеческая – это не шутка». Бесценность человеческой жизни ощущается все меньше повсюду в мире. Но от этого она не становится менее ценной.